"
Вратарь (Льву Яшину)
Да, сегодня я в ударе, не иначе —
Надрываются в восторге москвичи:
Я спокойно прерываю передачи
И вытаскиваю мёртвые мячи.
Вот судья противнику пенальти назначает —
Репортёры тучею кишат у тех ворот.
Лишь один упрямо за моей спиной скучает —
Он сегодня славно отдохнёт!
Но спокойно!
Вот мне бьют головой...
Я коснулся —
подают угловой.
Бьёт "десятый" — дело в том,
Что своим "сухим листом"
Размочить он может счёт нулевой.
Мяч в моих руках — с ума трибуны сходят, —
Хоть "десятый" его ловко завернул —
У меня давно такие не проходят.
Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул.
Обернулся, голос слышу из-за фотокамер:
"Извини, но ты мне, Лёва, снимок запорол.
Что тебе — ну, лишний раз потрогать мяч руками,
Ну а я бы снял красивый гол".
Я хотел его послать —
не пришлось:
Еле-еле мяч достать
удалось.
Но едва успел привстать,
Слышу снова: "Вот опять!
Ну зачем хватаешь мяч?
Дал бы снять".
"Я, товарищ дорогой, вас понимаю,
Но культурно вас прошу: пойдите прочь!
Да, вам лучше, если хуже я играю,
Но поверьте — я не в силах вам помочь".
Вот летит девятый номер с пушечным ударом,
Репортёр бормочет, просит: "Дай ему забить.
Буду всю семью твою всю жизнь снимать задаром..."
Чуть не плачет парень. Как мне быть?
"Это всё-таки футбол, —
говорю, —
Нож по сердцу каждый гол
вратарю". —
"Да я тебе как вратарю
Лучший снимок подарю.
Пропусти, а я отблагодарю".
Гнусь, как ветка, от напора репортёра,
Неуверенно иду на перехват...
Попрошу-ка потихонечку партнёров,
Чтоб они ему разбили аппарат.
Ну а он всё ноет: "Это, друг, бесчеловечно.
Ты, конечно, можешь взять, но только, извини, —
Это лишь момент, а фотография навечно.
Ну, так что ценнее? Расцени!"
Пятый номер в двадцать два
знаменит.
Не бежит он, а едва
семенит,
В правый угол мяч, звеня,
Значит, в левый от меня,
Залетает и нахально лежит.
В этом тайме мы играли против ветра.
Так что я не мог поделать ничего.
Снимок дома у меня — два на три метра —
Как свидетельство позора моего.
Проклинаю миг, когда фотографу потрафил,
Ведь теперь я думаю, когда беру мячи:
"Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий..."
Стыд меня терзает, хочь кричи.
Искуситель-змей, палач,
как мне жить?
Так и тянет каждый мяч
пропустить.
Мне не справиться с собой —
Видно, жребий мой такой,
Потому и ухожу на покой.
1971
Надрываются в восторге москвичи:
Я спокойно прерываю передачи
И вытаскиваю мёртвые мячи.
Вот судья противнику пенальти назначает —
Репортёры тучею кишат у тех ворот.
Лишь один упрямо за моей спиной скучает —
Он сегодня славно отдохнёт!
Но спокойно!
Вот мне бьют головой...
Я коснулся —
подают угловой.
Бьёт "десятый" — дело в том,
Что своим "сухим листом"
Размочить он может счёт нулевой.
Мяч в моих руках — с ума трибуны сходят, —
Хоть "десятый" его ловко завернул —
У меня давно такие не проходят.
Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул.
Обернулся, голос слышу из-за фотокамер:
"Извини, но ты мне, Лёва, снимок запорол.
Что тебе — ну, лишний раз потрогать мяч руками,
Ну а я бы снял красивый гол".
Я хотел его послать —
не пришлось:
Еле-еле мяч достать
удалось.
Но едва успел привстать,
Слышу снова: "Вот опять!
Ну зачем хватаешь мяч?
Дал бы снять".
"Я, товарищ дорогой, вас понимаю,
Но культурно вас прошу: пойдите прочь!
Да, вам лучше, если хуже я играю,
Но поверьте — я не в силах вам помочь".
Вот летит девятый номер с пушечным ударом,
Репортёр бормочет, просит: "Дай ему забить.
Буду всю семью твою всю жизнь снимать задаром..."
Чуть не плачет парень. Как мне быть?
"Это всё-таки футбол, —
говорю, —
Нож по сердцу каждый гол
вратарю". —
"Да я тебе как вратарю
Лучший снимок подарю.
Пропусти, а я отблагодарю".
Гнусь, как ветка, от напора репортёра,
Неуверенно иду на перехват...
Попрошу-ка потихонечку партнёров,
Чтоб они ему разбили аппарат.
Ну а он всё ноет: "Это, друг, бесчеловечно.
Ты, конечно, можешь взять, но только, извини, —
Это лишь момент, а фотография навечно.
Ну, так что ценнее? Расцени!"
Пятый номер в двадцать два
знаменит.
Не бежит он, а едва
семенит,
В правый угол мяч, звеня,
Значит, в левый от меня,
Залетает и нахально лежит.
В этом тайме мы играли против ветра.
Так что я не мог поделать ничего.
Снимок дома у меня — два на три метра —
Как свидетельство позора моего.
Проклинаю миг, когда фотографу потрафил,
Ведь теперь я думаю, когда беру мячи:
"Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий..."
Стыд меня терзает, хочь кричи.
Искуситель-змей, палач,
как мне жить?
Так и тянет каждый мяч
пропустить.
Мне не справиться с собой —
Видно, жребий мой такой,
Потому и ухожу на покой.
1971
